Всё разлетелось в прах! Мой сын и дочь отказались от семьи и продолжения рода!
Здравствуйте, я — Иван Сергеевич, и хочу поведать вам свою тяжёлую историю, полную горечи и крушения надежд. Это рассказ о том, как мои родные дети, моя отрада, в один миг отвергли всё, что для меня было свято. Произошло это недавно, но мне кажется, будто прошла целая вечность в мучительных раздумьях.
Когда-то я был молодым отцом, полным светлых ожиданий. Мы с покойной супругой Татьяной жили в тихом городке под Воронежем. Растили двоих — сына Дмитрия и дочь Светлану. Я трудился на фабрике, она вела хозяйство, и грезили о том дне, когда дети создадут свои семьи, подарят нам внучат. Мне виделось, как я буду качать люльку на крылечке, слушая ребячий смех. Эти мысли согревали меня долгие годы.
Дмитрий и Светлана были совершенно разными, но любил я их безмерно. Дмитрий — крепкий парень с характером, хоть и упрямый, но отзывчивый. В школе заводила, потом уехал в Питер получать образование. Я им гордился — думал, вот он, продолжатель нашего рода. Светлана же была тихой, с тонкой душой, всё время с книгой или кисточкой в руках. Я верил, что станет она такой же заботливой матерью, как её мама. Мы с женой вложили в них всё — силы, душу, последние копейки, чтобы дать им путёвку в жизнь.
Но шли годы, а мои мечты стали рушиться. Дмитрий окончил институт, устроился в столице менеджером в крупной конторе. Звонил, рассказывал о делах, но ни словом не обмолвился о девушках или планах жениться. Я спрашивал: «Митя, когда же познакомишь нас с невестой?» Он лишь отмахивался: «Папа, оставь, не моё это». Я утешал себя — мол, пока молод, пусть нагуляется.
Светлана уехала в Москву учиться живописи. Я радовался её успехам, но со временем её звонки стали реже, а в голосе появилась холодность. Говорила о новых работах, о друзьях, но ни намёка на личную жизнь. Я осторожно намекал: «Светочка, а как же семья?» Она лишь смеялась в ответ: «Пап, мне это неинтересно».
Роковой вечер
Всё перевернулось в тот злосчастный вечер, когда я позвал их домой в Воронеж на своё шестидесятилетие. Хотел собрать семью за одним столом, как в былые времена. Они приехали — Дмитрий с усталым взглядом, Светлана с какой-то отстранённостью. Ели пироги, пили чай, вспоминали детство. Потом я не выдержал и спросил прямо: «Дети, скажите мне честно — увижу ли я когда-нибудь внуков?»
Тишина повисла такая, что слышно было, как часы тикают. Дмитрий откинулся на стуле и выпалил: «Пап, забудь. Я не собираюсь жениться. И детей заводить не буду». Я онемел, будто мне по спине холодной водой окатили. А Светлана добавила тихо, но чётко: «Я тоже, папа. Мне это не нужно».
Мир рухнул. Я смотрел на них — на этих взрослых людей, которых когда-то качал на руках, — и не узнавал. Дмитрий завёл речь о личной свободе, о том, что брак — пережиток, а дети — обуза. «Зачем мне это, отец? Я хочу пожить для себя, объездить весь мир. И без того проблем хватает», — бросил он, словно нож мне в грудь воткнул. Светлана подхватила: «А я не представляю себя матерью. Мои картины — вот мои дети. С меня хватит».
Я пытался вразумить их: «Да как же так? Семья — это же счастье, это продолжение рода! Кто вас в старости поддержит?» Они лишь переглянулись. Дмитрия фыркнул: «Не переживай, отец, я себе сиделку на старости накоплю», а Светлана добавила: «А я в своей мастерской до последнего дыханья».
Слёзы старика
Я не сдержался — слёзы сами полились по щекам. Не от злости — от бессилия. Всю жизнь горбатился, чтобы дать им всё, мечтал о том, как они обзаведутся семьями, а теперь они смотрят на меня, будто я им чужой. Дмитрий похлопал меня по плечу: «Да ладно, отец, не принимай так близко к сердцу, это наш выбор». Светлана обняла, но в её объятиях не было тепла, словно ветер осенний.
С тех пор живу с этой болью. Они уехали — Дмитрий в свою столицу, Светлана в свою Москву, а я остался в старом доме один. Сижу по вечерам, перебираю их детские фотографии и думаю: где же я просчитался? Может, слишком баловал? Или не сумел привить семейные ценности? А может, это теперь все такие — без корней, без роду, без племени?
Звонят изредка — коротко, формально, будто отбывают повинность. Дмитрий хвастается новой иномаркой, Светлана — очередной выставкой. А я молчу, боюсь опять заговорить о семье и вновь услышать тот же ледяной ответ. Друзья утешают: «Ваня, дай им волю, у них своя дорога». Но как смириться, когда всё, во что верил, рассыпалось в прах?
Как жить дальше?
По ночам ворочаюсь, гляжу в потолок и вижу пустоту — нет детского смеха, нет маленьких ножек, топочущих по дому, нет надежды. Мои дети выбрали свободу, а я остался с этой мыслью один на один. Дмитрий как-то обронил, что женитьба — это гибель для личности, а Светлана в письме призналась, что дети украли бы у неё талант. И я не знаю, как с этим сосуществовать.
Раньше я думал, что они просто не встретили свою судьбу, что жизнь всё расставит по местам. Теперь понимаю — это их осознанный выбор, твёрдый, как гранит. Они не хотят ни семейных уз, ни потомства, а я, старик, ничего не могу поделать. Душа рвётся от боли, но их сердца глухи к моим страданиям.
Я всё ещё люблю их — упрямого Митю и мечтательную Светочку. Но их решения растоптали мои надежды, и я не знаю, как собрать осколки своей души. Может, я сам виноват, что не сумел показать им радость семейного очага? Или мир переменился, а я так и остался в прошлом? Как мне принять их путь, если он ведёт в пустоту?
