На остановке было холодно и сыро, несмотря на то что по календарю был май. Пронизывающий ветер заставлял дрожать, а мелкий дождь стучал по стеклам автобуса. Прохожие спешили в своих делах: кто-то укрывал детей курткой, кто-то недовольно жаловался на погоду, а кто-то просто стоял и ждал. Но никто НЕ смотрел вниз. Никто не видел того, что происходило рядом.
Я заметила его лишь потому, что наклонилась, чтобы поднять пакет с покупками, который выпал у меня из рук. И тогда я увидела.
Прямо у края тротуара, прижатый к стене, сидел щенок. Маленький пушистик. Его мокрая шерсть прилипла к худому телу, лапки дрожали, а хвостик был поджат так, что это причиняло боль. Он не скулил. Не жаловался. Просто сидел с опущенной головой, словно умоляя: «Только не бей…»
Я подошла ближе. Ни звука. Он даже не шевельнулся. Только его дыхание — короткое и прерывистое, как будто любое движение давалось ему с огромным трудом. На одном ушке у него было зацарапано, а на боку — свежая, грязная и болезненная рана. Кто-то его бил. А потом выбросил. На дождь. Под ноги. В равнодушие.
— Вы видели его раньше? — спросила я мужчину рядом.
Он пожал плечами:
— Он сидит здесь с вчерашнего дня. Может, дольше. Кто-то подбросил.
Он был никому не нужен. Не звал, не подходил, не просил. Словно знал все о этом мире. А потом… я села рядом. И он в первый раз поднял голову. Посмотрел мне в глаза. И тогда я уже не могла уйти.
Он был настолько легким, что мне показалось, будто я держу не щенка, а пучок сухой травы. Я завернула его в свой шарф и прижала к груди. Он не сопротивлялся. Не лаял, не скулит. Просто лежал. А когда мы вошли в подъезд, он впервые за день тихо всхлипнул. Как будто не верил, что тепло — это правда.
Я назвала его Грей. Потому что его шерсть напоминала весеннюю пыль. Потому что в его глазах было слишком много серого.
Первый день он не ел. Лежал в коробке рядом с батареей и просто грелся. Иногда дёргался. Я сидела рядом и молчала. Потому что не знала, что сказать. Потому что слово «извини» уже ничего не изменило.
На третий день он начал пить воду. На пятый — съел немного. Но когда я подошла, чтобы поменять ему подстилку, он убегал в угол — дрожащий и с полными страха глазами. Я замерла. Потом осторожно протянула руку. Он закрыл глаза — ждал удара. А я только коснулась его уха и тихо шепнула: «Ты дома».
Прошел месяц.
Грей начал следовать за мной по квартире. Осторожно, неуверенно, но уже не прижимаясь к полу. Он боялся шуршания пакетов, звонка в дверь, громких шагов. Но каждый вечер он подходил и ложился рядом со мной. Всё еще мучили ночные кошмары. Он просыпался и тихо всхлипывал. Я брала его на руки — и он успокаивался.
Сегодня Грей совершенно другой. Он бегает, играет с мячиком, радостно встречает гостей. Но иногда, когда он думает, что я не смотрю, он снова садится под стеной и наклоняет голову. Так же, как в тот день. Этого не забыть.
И знаешь, что самое ужасное?
Смотря на него, я понимаю, что таких, как он, тысячи. У каждого забора, рядом с каждой мусоркой, в тени каждого двора. Маленькие, молчаливые, преданные. И каждому из них нужен кто-то, кто остановится.
Грей выжит. Потому что я увидела. Потому что я осталась.
