Несмотря на то, что на календаре был май, на остановке царила непривычная для этого времени года прохлада. Холодный ветер гулял по пустынным улицам, а капли мелкого дождя оставляли мокрые следы на стеклах автобуса. Пассажиры спешили, кто-то укрывал детей под куртками, кто-то негодовал на погоду, а кто-то спокойно ждал своего транспорта. Все были заняты собой и не замечали того, что происходило вокруг.
Я обратила внимание на низкое создание лишь потому, что нагнулась забрать уроненную сумку с продуктами. И тогда я его увидела.
Прямо у стены, возле бордюра, свёрнувшись в нечто похожее на комок, сидел щенок. Он был крошечным, его мокрая шерсть прилипла к худощавому телу, а лапки дрожали от холода. Его хвост был поджат. Он не издавал ни звука, не скулил, просто сидел, опустив голову, как будто просил: «Пожалуйста, не бейте…»
Я подошла ближе, а он даже не шевельнулся, лишь его дыхание было неравномерным и еле слышным, будто каждое движение давалось ему с трудом. На одном из ушек была небольшая ссадина, а на боку — свежая и грязная рана. Это указывало на то, что кто-то, вероятно, его бил, а затем просто выбросил на улицу, оставив под дождем и наплевательски повернувшись к его бедственному положению.
Я обратилась к прохожему с вопросом:
— А вы давно его видели?
Он пожал плечами и ответил:
— Сидит тут не меньше дня. Может, и больше. Кто-то просто подкинул.
Щенок никому не был нужен. Он не скулил, не ластился, был как будто уже знаком со всей жестокостью этого мира. И тогда я решила сесть рядом с ним. В тот момент он поднял голову и посмотрел мне в глаза. И я поняла, что не смогу его оставить.
Он оказался таким легким, что мне показалось, будто я держу пучок травы. Я завернула его в свой шарф и прижала к груди. Он не сопротивлялся, не лаял и не скулил — тихо лежал у меня на руках. Когда мы зашли в подъезд, он вдруг всхлипнул. Тихо, еле слышно, как будто не мог поверить, что тепло действительно существует.
Я назвала его Грей, потому что его шерсть напоминала весеннюю пыль, а в его взгляде было много серого.
В первый день он отказался от еды. Просто лежал в коробке у батареи, грелся. Временами он вздрагивал от непонятных ему звуков. Я села рядом, не зная, что сказать. Слово «прости» уже ничего не изменяло.
На третий день он стал пить воду, а на пятый — потихоньку кушать. Когда я пришла сменить пеленку, он испугался и отполз в угол, вжимаясь в пол, с глазами, полными страха. Я замерла и медленно вытянула руку к нему. Он закрыл глаза и ожидал удара. Я лишь прикоснулась к его ушку и тихо произнесла: «Ты дома».
Прошел месяц, и Грей начал исследовать квартиру. Он делал это осторожно, смотрел с настороженностью, но уже не прятался, как раньше. Он боялся пакетов, звуков дверного звонка, громких шагов. Но каждый вечер, когда я ложилась спать, он подходил ко мне и ложился рядом. Иногда ему снились кошмары — он вскакивал и всхлипывал. Я брала его на руки, и он успокаивался.
Сегодня Грей изменился. Он бегает, играет с мячом и радостно встречает гостей. Но иногда, когда он думает, что я не смотрю, он все еще садится в угол и опускает голову. В этот момент я вижу, что тот день все еще живет внутри него. Эта память не забывается.
А знаешь, что самое ужасное? Смотря на него, я понимаю: таких, как он, тысячи. Они прячутся под каждым забором, находятся у каждой мусорки, в тени дворов без присмотра. Маленькие, молчащие, одинокие. И всем им требуется кто-то, кто не пройдет мимо.
Грей выжил только потому, что я его заметила. Потому что я осталась.
