Банка варенья, которую никто не ждал
Сначала её просто не стало. Женщина с пятого этажа — Анна Сергеевна. Худенькая, молчаливая, вечно в потёртом плаще с одной-единственной пуговицей, с авоськой из «Пятёрочки» в руке. В глазах — усталость, которую не скроешь ни сном, ни кофе. Шла быстро, будто куда-то спешила, хотя, по правде, спешить ей было некуда. Всегда одна, в любую погоду. Иногда присаживалась на лавочку у подъезда — курила торопливо, затягиваясь так, словно боялась, что кто-то отнимет сигарету. А потом она исчезла, и никто не обратил внимания. Может, к родне уехала. Может, в больнице. Или, как часто бывает в наших хрущёвках, затеяла ремонт и ночует у подруги. Таких историй тут не счесть. Только лавочка осталась пустой. Маленькая дыра в привычной жизни, которую никто не замечал.
Кроме Сергея. Он только переехал — развод, суды, дочь осталась с женой. Работу потерял. Всё рухнуло за один сезон. В новом доме всё казалось чужим — от скрипучего лифта до соседей, которые смотрели сквозь него. И только Анна Сергеевна — та смотрела прямо в глаза. Иногда подсовывала под его дверь записки: «У вас опять свет горит». Или: «Почтальон оставил квитанцию, я подняла». А однажды протянула банку варенья — «лишняя, возьмите». Он открыл — вкус был странный, будто ягоды собрали слишком рано. Варенье горчило. Но он доел. То ли из вежливости, то ли потому, что это был первый знак участия за долгие месяцы. После этого он начал прислушиваться к шагам за стеной. Ждал их. Забавно, как быстро чужой человек становится частью твоего дня.
Через пару недель он учуял запах. Тонкий, но неправильный. Такой, от которого хочется распахнуть окно даже в мороз. Постучал к ней. Тишина. Подождал день. Позвонил. Ничего. Вызвал участкового. Дверь вскрыли.
Она лежала в прихожей, рассыпав по полу картошку из авоськи. Видно, упала. Врач развёл руками — сердце. Или давление. Ни звонков, ни записок, ни родни.
Сергей потом долго не мог отделаться от этого запаха. Это был не запах смерти. Это пахло одиночеством. Старыми книгами, пылью, воздухом, в котором больше никто не дышит. В комнате всё было аккуратно: подписанные томики, вымытая посуда, кактусы на подоконнике. У каждого — бумажка с именем. Словно она жила в спектакле без зрителей. И никто её не искал. Никто. Ни родные, ни соседи. Только Сергей написал заявление в ЖЭК. Один на весь подъезд.
Прошло три месяца. Он стал просыпаться ночью. Мысли приходили обрывками, оставляя чувство, будто что-то упустил. Курил у окна, глядя на тёмное стекло её квартиры. Оно было чёрным, как занавес после спектакля. Но однажды там зажегся свет.
Он поднялся. Постучал. Уже собирался уходить — как вдруг дверь открылась. На пороге стояла девушка. Рыжие волосы, тонкие пальцы, глаза — точь-в-точь. Смотрела не на него, а внутрь квартиры. В прошлое.
— Я племянница, — сказала. — Анна Сергеевна — моя тётя. Разбираю вещи. Хотите зайти?
Он вошёл. Всё изменилось — обои, запах, шторы. Но воздух… воздух всё ещё пах вареньем. И одиночеством. Девушку звали Наташа. Приехала из Вологды. Рассказала, что не виделись много лет — поссорились из-за пустяка. А потом увидела объявление и поняла — опоздала. Вещей почти не осталось: коробка с фотографиями, книги, старый альбом с открытками. Она перебирала его страницы, словно искала там что-то важное.
Они разговорились. Сергей помог ей с вещами. Потом предложил чай. Она задержалась на неделю. Потом на две. Сняла квартиру рядом. Они стали встречаться. Без пафоса. Без драм. Просто — тихо. Он снова начал писать, она работала в библиотеке. Съездили вместе в Сочи. Потом — в Вологду.
А однажды он нашёл банку варенья. На верхней полке. Без надписиОн закрыл глаза, съел последнюю ложку, и в горле снова защемило — но теперь это было уже не из-за горечи.
